Новый взгляд на школьный буллинг

По данным невеселой статистики, каждый седьмой российский школьник регулярно сталкивается с травлей. Эти цифры заставляют пересмотреть привычные представления о школьном буллинге и искать более комплексные решения проблемы.

На защиту докторской диссертации в Высшей школе экономики вышла работа «Школьный буллинг как социально-психологический феномен». Автор исследования — директор Центра исследований современного детства Института образования Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» Александра Бочавер. В своей работе она проанализировала опыт почти восьми тысяч человек — как детей, так и взрослых.

Ключевой вывод диссертации: буллинг организован сложнее, чем принято считать. Это не просто личностный конфликт между агрессором и жертвой, а целая социально-психологическая механика, формирующаяся на нескольких уровнях — от семьи и группы сверстников до школы, района и общества в целом.

Традиционная модель понимания травли чаще сводит проблему к личностным особенностям участников и воспитательным просчётам родителей. Ранее связывали риск стать жертвой или агрессором с неидеальными семейными отношениями, разводом родителей или суровым воспитанием. Потом внимание переключили на школу и педагогов. Бочавер же предлагает рассматривать буллинг как коллективный механизм реагирования на стрессовые события в школьном сообществе.

Автор называет школу именно сообществом, где ученики, учителя, администрация и родители переживают многие события совместно. Напряжение может накапливаться из‑за внутренних причин — начала учебного года, загруженности, экзаменов, смены руководства, ухода значимого педагога, болезней или конфликтов — и из‑за внешних факторов: реформ в образовании, общественно значимых событий или чрезвычайных ситуаций.

Когда стрессов становится слишком много, сообщество запускает механизм совместного совладания со стрессом. По наблюдениям исследовательницы, в этом процессе можно выделить четыре последовательных этапа: сначала группа ищет виноватого, затем вытесняет его на маргинальные позиции в виде агрессивных действий, далее формируется нарратив, который объясняет происходящее как естественное или заслуженное, и, наконец, буллинг начинает распространяться — привлекая новых участников среди сверстников, педагогов и родителей.

Выбор «удобной мишени» часто определяется видимыми отличиями: проблемное поведение, особенности здоровья или просто непохожесть на остальных. Формирование объясняющих нарративов — «сам виноват», «ему это пойдёт на пользу», «так было всегда» — делает травлю воспринимаемой как кое‑что привычное и даже справедливое. Это временно снижает напряжение и даёт ощущение сплочённости, но проблему не решает.

Почему не все дети и взрослые вовлекаются в буллинг, если стресс испытывают все? Важную роль играют индивидуальные установки и восприятие нормы: подросток, считающий травлю недопустимой и знающий о последствиях, вряд ли станет агрессором. В то же время буллинг может поддерживаться и педагогами, когда среди учеников выделяют любимцев или придираются к кому‑то — это упрощает управление классом, но порождает агрессию.

Исследование Бочавер выявило три типа поведения учителей: профилактическая работа, реакция на очевидные случаи и игнорирование проблемы. При этом большинство педагогов замечают буллинг, но вмешиваются редко и не всегда эффективно. Часто у школ просто не хватает времени или ресурсов на полноценную реализацию программ против травли.

Психологическая феноменология включает также «отчуждение моральной ответственности»: человек действует вопреки своим убеждениям, поддавшись групповому давлению. Когда болшинство считает травлю нормой, индивид может оправдывать своё поведение и затем испытывать вину за бездействие — не заступился, не остановил, делал как все.

Долгосрочные последствия буллинга серьёзны и касаются не только жертв: тревожно‑депрессивные симптомы, психосоматика, зависимые формы поведения, трудности в профессии и в близких отношениях могут сохраняться во взрослом возрасте у жертв, агрессоров и свидетелей. Таким образом вред распространяется на широкие круги школьного сообщества.

Существуют антибуллинговые программы и проекты, направленные на работу с классом, отдельными детьми и свидетелями — тренинги, групповые интервенции и образовательные курсы. Однако их эффект часто недолговечен: по завершении мероприятия травля возвращается. Учителям не хватает времени, руководства и коллегиальной поддержки, а иногда вмешательства дают неожиданный обратный эффект — например, свидетель, вступивший в защиту, может сам стать новой мишенью.

В работе с очевидцами травли бывают сложные последствия: поощрение к вмешательству иногда приводит к тому, что те, кто заступался, подвергаются более жёстким нападкам, а жертва после защиты получает ещё более сильное давление. Поэтому программы требуют деликатного подхода и долгосрочной поддержки со стороны взрослых.

Александра Бочавер считает, что нужны программы нового уровня — не только по распознаванию и пресечению буллинга, но и по обучению детей и взрослых навыкам совладания со стрессом, развитию эмпатии и ориентации на личностное развитие. Только системная работа на уровне всей школы и сообщества способна уменьшить повторяемость проблем.

В буллинге принято выделять три основных роли: жертва, преследователь и свидетели. Жертвы могут быть пассивными (терпят) или провоцирующими (поведение раздражает или выходит за рамки ожиданий). Аналогично преследователи бывают разными по стилю и мотивам. Среди свидетелей — те, кто не вмешивается; те, кто пытается помочь; те, кто поддерживает агрессора; и те, кто сначала молча наблюдает, а затем присоединяется к травле.

По статистике международного исследования PISA, доля российских школьников, регулярно сталкивающихся с травлей, почти вдвое превышает средний показатель стран, участвовавших в исследовании. Агрессия в целенаправленной форме встречается иногда уже в дошкольном возрасте. Практически все ученики 8–10 лет знакомы с приёмами буллинга, но активно применяют их около 13% детей, ещё примерно 40% используют такие приёмы редко.

Пик буллинга наблюдается в 13–14 лет, а обострения нередко приходятся на переходные классы — пятый и девятый. Мальчики в среднем активнее участвуют в травле до 16 лет, чаще применяя физическую агрессию, тогда как девочки склонны к вербальным и социальным формам — сплетням, исключению и неприличным комментариям.

На законодательном уровне обсуждались инициативы по созданию в школах служб примирения, подготовке педагогов для противодействия буллингу и привлечению полиции для учёта детей‑агрессоров. Предлагалось также закреплять за задирами психолога‑наставника и предусматривать перевод в специальное воспитательное учреждение при сохранении агрессивного поведения. Однако соответствующие законопроекты пока не внесены и не приняты.

Недавно появился информационный документ о мерах противодействия травле, подготовленный государственным центром по защите прав и интересов детей. В нём перечисляются возможные дисциплинарные, административные и уголовные последствия — от замечаний и штрафов до уголовной ответственности. На практике, по словам практикующих юристов, довести дело до таких санкций крайне сложно.

Юрист в сфере образования Елена Крылова отмечает: в реальной жизни чаще всего ничего не происходит. Родители пишут жалобы во все инстанции, но из‑за страха за ребёнка забирают документы из школы или вовсе переводят ребёнка в другое учебное заведение. В школах обычно вызывают родителей обвиняемых, просят письменно объясниться; формально якобы проводится работа с психологом, но часто на это нет ни времени, ни ресурсов. Директора склонны отрицать проблему, сводя всё к «детям свойственно» или «вы неправильно восприняли ситуацию».

По мнению практиков, буллинг часто «порождается взрослыми»: либо взрослые сами дают повод, либо их действия и бездействие способствуют развитию травли. Поэтому изменения должны начинаться с осознания ответственности и обучения взрослых — от учителей до администрации и родителей.

Таким образом, решение проблемы требует системного подхода: постоянной работы по снижению стрессов в школьном сообществе, подготовки педагогов к профилактике и вмешательству, обучения детей навыкам эмпатии и совладания со сложными эмоциями, а также поддержки законодателей и социальных служб для реализации комплексных мер. Без этого буллинг будет возвращаться снова и снова.